Иришка и Екатерина Юшкеевы, Томск
Холст лен 20х20, худ. акрил.
СКАЗКА ПРО ЛЕС, В КОТОРОМ НИКТО НИКОГДА НЕ ТЕРЯЕТСЯ С 1898 ГОДА
-
Нянюшка, что-то мне нехорошо, - прошептал Миша и вжался в ладошки Софьи Николаевны жарким лбом. Так начиналась наша история. Четыре дня маменька и нянюшка обкладывали Мишу тряпицами, вымоченными в прохладной воде, пытаясь победить горячку. Но мальчику становилось, будто, только хуже. Ставни вовсе перестали открывать, потому как даже мягкий закатный луч, пробравшийся в щель, вызывал дикую резь в Мишкиных глазах. А когда на пятый день лицо единственного сына Марьи Павловны стало покрываться алыми пятнами, было решено послать за врачом. -Ну, сами же видите, на поправку идёт ваш Михаил! – спешил утешить Никита Гаврилович взволнованную нянюшку, - и как удачно вышло, что дочери Марьи Павловны нынче в Кисловодской станице у тётки. Сорок детей, Софья Николаевна. Со-рок!!!! Помимо Мишеньки проболели июнем. Так что все ваши подушечки, затейники – всё на солнце во двор. Пусть вылежатся до возвращения барышень. А лучше – выкиньте!
-
Да жги, жги! – истерично прикрикивала Марья Павловна, волоча по полу вязанку тряпья. Софья Николаевна не перечила. Пуховых подушек она не жалела. А вот любимого Мишкиного медведя ей в костёр кидать было обидно. До того хорош! Всю болезнь мальчик обнимал его. И набитая опилками лапа в те дни часто заменяла беспокойные руки матери. Марья Павловна хоть и любила сына, поняв, что за хворь его терзает, старалась реже сидеть у кровати больного. Софья Николаевна подвязала платок, вышла со двора и направилась в сторону леса. Там, на дальней поляне, под елью с двумя макушками, она и оставила игрушку. Мишó, так ласково называл когда-то молодой хозяин медвежонка, ощутил себя живым существом в тот момент, когда тяжёлая, но тёплая капля ударила его по левому уху. Через секунду косая стена летнего дождя накрыла плюшевого медведя со всей своей неистовой силой. Иной бы вмиг раскис. Но Мишó был особенным. А может особенным был дождь, и энергия стихии волшебным образом наполняла тряпичное тело. Медведь стал расти. Через полчаса в нём было уже добрых два аршина. Через час, когда ливень иссяк, все три! Мишó встал на четвереньки и побрёл, манимый запахом леса, в самую чащу.
- Ишь ты, как припустил! - заохала нянюшка, глядя на сверкающего голыми пятками Мишку, бегущего к конюшням. Она не злилась. Она была убеждена, что лучший лекарь – точно не Никита Гаврилович, а свежий воздух, который в паре с детским задором, творит чудеса. Корь не оставила и следа на Мишином лице. Уже через месяц после болезни он, рослый девятилетний мальчонка, юрким циркачом прыгал возле батюшкиных жеребцов и просился у Николая, конюха, посмотреть, как тот объезжает самых непокорных.
-
Да рано тебе, ноги коротки! – строжился Николай. Но молодой господин не отставал. – Случилось мне в двенадцать лет объезжать злющего коня. За день то того, представь, барина за плечо куснул! Будь моя воля, сам бы на него не полез! Да как тут откажешь! И всё бы ладно, кабы не встал тот конь колом перед канавой! Я и полетел вперёд. Завалился в самый боярышник! Конь стоит себе. Ноздри раздул. Ржёт. И все ржут. А мне так стыдно – в самых мягких местах изрешетил меня куст…Тятя потом тянул колючки, ругался, но все так и не достал. Конюх задрал штанину выше колена, растянул пальцами кожу и показал застрявшую в нём навсегда колючку. -И вот не гниёт же! Десять лет во мне. Вот думаю иногда, не зря на память осталась. Чтобы не забыл, особый подход к каждой лошади нужен. Понимание. Их бояться нельзя. Их чувствовать надо. Мишка слушал и завидовал. Завидовал Николаю с его колючками и шрамами, завидовал той свободе, которую сам Николай не осознавал. Вот это у него жизнь, не то, что у Мишки, с пелёнок французский зубрить. Каждый Божий день – приключение! Потемну Миша вернулся в конюшню. Отвязал серого с яблоками на боках жеребца Тимура, подвёл к забору, и с забора перескочил на его скользкую спину без седла. Ухватился за гриву, казалось мёртвой хваткой. Тимур то ли спросонок, то ли из-за дурного характера, Мишку понёс. Понёс так быстро, и как специально в самый лес. Тут-то понял Мишка, что не так сладко с коня в кусты летать. Очнулся в незнакомом месте. Тимура уже и след простыл. Темно. Страшно. Молодого господина стали искать почти сразу. Весь дом, весь двор – всех на уши поставила Марья Павловна. Мишка в это время брёл совсем в другом от усадьбы направлении. Ещё погода учудила. Поднялся ветер. Притащил прохладу и почти осенние тучи затянули лунное ночное небо. Вдруг, Мишка услышал треск и глухой рык. Испугался, замер. А к нему, из-за поваленной коряги, выходит медведь… Огромный, и совсем не бурый. Малиновый! Ткнулся носом в мальчика, настоящим мокрым носом! И пахло от него не диким зверем, а ягодой! К Мишке, непонятно откуда, мысль пришла, и сразу верная – это же его Мишó! Обнял он исполинскую плюшевую голову крепко-крепко и расплакался. Медведь подставил переднюю лапу и закинул хозяина прямиком к себе на шею. Встал на задние лапы и стался ростом выше деревьев. Так всаднику открылся вид впечатляющий. За изумрудными пушистыми верхушками елей, вдалеке, поблёскивали факелы-огоньки ищущих Мишу людей. Туда и направились.
Первое, что спросил Миша у нянюшки, как выбежал к дому, куда она его медведя дела? Та хоть и удивилась вопросу, но не соврала, призналась, что не сожгла с подушками, а унесла игрушку в лес.
- Спасибо тебе! Спасибо! – Мишка расцеловал щёки Софье Николаевне. Затем свёл хмуро брови и добавил, - Вы чего меня как царя какого или дитё малое искали? Большой уже. Ругать его не стали. И то, правда, что большой. Девять годков! О своём спасителе Мишка не рассказал тогда никому, даже любопытным сёстрам. Лишь через много-много лет, каждый раз, когда приезжали навестить его внуки, он, уже дедушка, усаживался в скрипучее кресло и заводил рассказ об удивительных местах своего детства. О волшебном лесе, в который самые маленькие девчонки ходили с подружками по ягоды, а возвращались с новыми берестяными коробами, полными горячих пирожков. Самые трусливые мальчишки приносили из чащи корзины с дудками, да такими звонкими, певучими. И ещё никто в том лесу не терялся, ни вещь, ни человек. Даже если забредёт кто в незнакомый его край, всё равно дорогу обратно находит. Чудеса!
-